Хмель, или Навстречу осенним стаям

Позвонил давний приятель:

— Я собрался на дачу. Может, составишь компанию? Нужно обрезать деревья.

— Какие деревья? Снега горы!

— Снег — это для сада прекрасно. Одеяло от морозов. А февраль  — самое время для обрезки косточковых. А еще я замариновал мясо  — шашлык сделаем. Как осенью, когда ты у меня был. Споем под гитару. Посмотрим по телеку, как там наши на Олимпиаде медали добывают. Особенно наши фигуристки. Не спортсменки, а чудо какое-то! Ну так как, готов составить мне компанию? Ты ведь и осенью не хотел ехать, а потом не мог нарадоваться.

— Еще бы! Осень  — особая пора. Я счастлив, что тогда побывал в твоем саду. В самый разгар осени.

Вышел, помню, утром в сад и жадно вдохнул уже прохладный, пахнущий молодым виноградным вином, ранней осенью воздух. Ласточек в небе уже не видно. Неужели отлетели? В саду гулко падают перезревшие персики. Свисают тяжелые, как камни, плоды айвы, каким-то образом сумевшие спастись во время весенних заморозков. У меня под окном два абрикоса и две вишни. Заморозки умудрились ударить, когда деревья только заблагоухали цветами. О будущем урожае пришлось забыть. То ли у тебя: сумел сохранить весь урожай. А небо какое было! Прозрачное, как стекло. Как всегда, после неожиданных дождей кажется промытым и глубоким, бездонным. С соседних деревьев ветер срывает пока еще редкие желтые листья. Жара как-то сразу непривычно резко ушла, наступила теплая и солнечная погода. Хочется радоваться благословенным денькам. И не думать о пандемии, о масках, без которых теперь никуда, даже в соседний ларек за овощами или бутылкой минералки. Сделал с женой вторую прививку от ковида. Об отпуске приходится только мечтать. Год не високосный, а наделал в крае немало бед. В одних районах случились наводнения  — в других налетел град и побил урожай. В-третьих, пострадали от избытка воды рисовые и рыбные хозяйства. Вода-кормилица обернулась своей изнанкой. Избытком влаги и натворила бед. Поставили крест на урожае многие садоводы и дачники.

И вдруг твой звонок: «Поедем ко мне на дачу».

— Хотелось шашлыка?

— Будет и шашлык. Но я не за этим.

— А зачем?

— Урожай яблок такой, что плоды девать некуда.

— Вот те раз! Издеваешься? Какой урожай? Весенние заморозки всё уничтожили.

— Косточковые  — да. А яблоки уродили, и еще как! Готовься. Утром за тобой заеду.

Геннадий Федорович  — отставник. Бывший военный. Подполковник в отставке. Разговаривает четко и громко. Это выдает в нем бывшего артиллериста. Сорок минут езды  — и мы в садовом товариществе. Многие любители дач побросали свои участки, и они стоят заросшие бурьяном.

Дача Геннадия Федоровича Карасенко  — как эдем в пустыне. Да что там эдем!

Три пальмы и родник  — вот тебе уже и эдем. Когда-то подростком, впервые прочитав об Эдеме, я представлял его огромным роскошным садом, в котором сказочное обилие животных, разнообразных плодов и такое же обилие чистой и прохладной воды, где люди живут, не ведая никаких проблем, в счастье и довольстве.

Такой я увидел и дачу Геннадия Федоровича: эдемом среди пустыни заброшенных некогда дач.

— Брали землю в начале девяностых, спасаясь от продовольственного кризиса. А когда жизнь потихоньку наладилась, побросали,— рассказывает Геннадий Федорович.

— А почему вы не бросили?

— Я люблю, когда шумят деревья. Когда-то прочитал «Книгу песен» арабского автора девятого века. В ней есть интересный эпизод. Араб-бедуин получил в наследство финиковую пальму. Поехал познакомиться с наследством. А когда вернулся в пустыню, собралось всё стойбище  — послушать рассказ путешественника за наследством. «Порадовало ли тебя наследство?» — спросили соплеменники.  — «Порадовало».  — «И чем же?»  — «В листьях пальмы поет ветер!» Безграмотный бедуин. А какое чувство природы, слитности с ней, поэзии. Вот и я люблю, когда деревья волнуются под ветром и шелестят листвой, поют. Их пение мне никогда не надоедает. Люблю, когда сад просыпается после зимней спячки и разворачивает белоснежное одеяло. Люблю лето, когда, поработав в саду, можно укрыться в тени деревьев и лежа на шезлонге читать книгу и слушать перезвон птичьих голосов. Люблю осенью, когда сад в благодарность за уход платит богатым урожаем.

Когда давали участки, Геннадий Федорович взял сразу два: себе и двум сыновьям. Четырнадцать соток. Я его предупреждал: «Вы мечтаете о саде, а у молодых сыновей свои предпочтения: машины, путешествия, да мало ли что. И вам с женой будет трудно справляться с большим садом».

— Не может быть,— Геннадий Федорович не разделял моих сомнений.  — Сыновья будут помогать. Они у меня работящие.

К сожалению, прав оказался я. Хотя теперь у него, помимо сыновей, еще и три внука, на даче они бывают как гости. Но Геннадий Федорович, крепкий, никогда не жалующийся на здоровье, всё равно счастлив. Может быть, потому, что, как военный, никогда не обзаводился ничем лишним. В любой момент могли послать на новое место службы. Поэтому всё имущество всегда умещалось в паре чемоданов.

Штурмовые ночи Спасска

Только выйдя в запас, а потом в отставку, он обзавелся собственностью  — садом. И дорожил им, холил его беззаветно. Не было сада и у его родителей, дальневосточников, живших в известном всем по песне «По долинам и по взгорьям» городе Спасск-Дальний, что в Приморском крае. «И останутся, как в сказке, // Как манящие огни, // Штурмовые ночи Спасска, // Волочаевские дни».

— Помнишь эту песню?  — Спрашивает меня Геннадий Федорович.

— Да кто ж ее из старшего поколения не помнит! Когда-то она звучала из каждого репродуктора. Своеобразный гимн приамурских партизан.

— Это моя родина! — говорит с гордостью Геннадий Федорович.  —Там мои корни. Отец заведовал животноводческой фермой. Верил в светлое будущее. А вместо него грянула война. Отец ушел на фронт одним из первых. И с фронта, рассказывала мать, ни одного письма. Почему? Можно только гадать. В сорок четвертом, это я уже помню, принесли похоронку. Погиб где-то недалеко от советской границы. А где точно  — детская память не сохранила. Похоронка затерялась. В прошлом году сын Володя побывал на Поклонной горе в Москве и там среди других имен на памятных досках увидел выбитым имя своего деда. А потом в Подольске, в архиве Министерства обороны, обнаружил два его наградных листа. Моего отца. Героический был человек. Он был награжден двумя медалями «За отвагу». В рукопашном штыковом бою заколол одиннадцать фашистов, в другом  — шесть.

Тысяча и одна ночь

Геннадий Федорович в одно время служил в Йемене, но никогда не рассказывал об этой командировке. Только однажды разоткровенничался.

— Арабский Восток. Сказка «Тысяча и одна ночь». Безбрежная синь моря. Многие йеменцы живут на берегу, а плавать не могут  — некому было учить. Что еще? Раскаленные скалы. Песок. Долины, где есть вода, а значит, жизнь. Трудно там живется. Довольствуются малым. Хорошо странам, где неисчерпаемые запасы нефти. Йеменцам не повезло.

— А что вы там делали?

— Делились опытом с армейцами.

— И как?

— Люди замечательные.

— Как вы с ними общались?

— Язык трудный. Но я через год уже всё понимал, особенно молитвы. Они без конца их повторяли, вот они и застряли у меня в голове. Наша страна им помогала. Но я там пробыл только два года.

— Что же так мало?

— Началась гражданская война Северного Йемена с Южным. Нам пришлось срочно уехать. Но нет-нет и вспоминается «другая жизнь и берег дальный», как сказал поэт. Мы всем помогали. А результат нулевой  — вот что обидно!

— А потом?

— Закончил заочно историческое отделение Грозненского университета. А в 1977 году  — высшие артиллерийские курсы в Ленинграде. В Краснодаре одиннадцать лет был старшим преподавателем на военной кафедре в политехе. В 1994 году уволился. Много лет был членом совета ветеранов технологического университета, вел общественную работу. Но чего-то не хватало. Пошел в Дом ученых на курсы гитаристов: всегда мечтал научиться играть на этом замечательном инструменте. Жена посмеивалась, сыновья  — тоже, а я пять лет от звонка до звонка. Занимался на платных курсах.

— И какой результат?

— Играю, пою под гитару. У меня в репертуаре больше двухсот песен.

Гордость Геннадия Федоровича  — внуки. Он воспитал их спортсменами. Петруха  — мастер спорта по плаванию, чемпион страны. Саша  — перворазрядник по восточным единоборствам, окончил юридический, служит. Антон отлично окончил школу, был участником олимпиад по математике. После школы подал заявления в пять главных московских вузов. И из всех получил приглашение. Антон выбрал Высшую школу экономики, получил диплом с отличием, работает в престижной фирме в Москве.

— А как ваши успехи по плаванию?

— Нормально. Недавно шестнадцать дней отдыхал в санатории в Кисловодске. Каждый день проплывал в бассейне по километру. А в последние дни  — по полтора. В Краснодаре два раза в неделю плаваю в бассейне по километру. Еще каждое утро  — сорок минут физзарядки.

И это мне говорил человек, которому недавно исполнилось 85 лет, а он полон сил и здоровья. Весной подсадил молодые саженцы слив и алычи и собирается дождаться их урожая. Хотя и сейчас у него сад  — загляденье. Одних яблонь двенадцать, и ветви всех на подпорках: «корея», «айдареда», «мелбы», «ламбурне», груш.

— Слишком большой урожай,— жалуется Геннадий Федорович.  — Раздаю родственникам, знакомым, друзьям. А вид у деревьев такой, словно к уборке я еще и не приступал. Сыплются. Деревья не справляются с урожаем, избавляются от избытка плодов. И я тоже не справляюсь.

Эдем Карасенко

И впрямь вокруг меня было какое-то запредельное богатство. Груши разных сортов и размеров золотом отливали на деревьях, лежали на земле. Так и просились в рот. Горела крупными рубинами садовая боярка. Какое-то невероятно сказочное обилие плодов. Яблок, груш, боярки больше, чем листвы. Земля была усыпана упавшими орехами лещины. Синели плоды спелого инжира, лопались, истекали медовым соком. Перепившие его пчелы не могли взлететь и ползали по плодам.

— Поешь инжиру. А впрочем, собирай чего и сколько хочешь. Мне со всем этим богатством не управиться. Да и ни к чему мне оно,— сказал Геннадий Федорович, явно довольный произведенным на меня эффектом своего сада и чудовищного урожая.  — Сейчас подойдет соседка за яблоками  — каждое утро приходит. Говорит, наварила компотов с яблоками, варенья на несколько лет вперед.

— А у нее в саду, что же, неурожай?

— Вот именно. В округе у всех неурожай, а у меня  — не знаю, что с ним делать.

Медовый Спас

— В чем же секрет вашего обилия плодов?

— Не поверишь, один старый садовод посоветовал опрыскивать цветущие деревья медом. Конечно, разведенным в воде. Проблема в том, что главных опылителей садов пчел стало мало. Оказывается, медом опрыскивали деревья еще наши деды и прадеды. А мы за химией его напрочь забыли. Так вот я, когда зацвели яблони и груши, посмотрел на деревья, а там одна-две пчелы. Их не видно и не слышно. Поехал на рынок, купил мед, развел и опрыскал цветущие деревья. Мед и спас мой урожай. И не просто спас, а умножил многократно. Давно такого не помню. Через час-два гул пчелиный стоял будто от самолета. Вот и весь секрет урожая.

Рыбак и охотник

— Ну, с урожаем, положим, всё в порядке. А как с рыбалкой? Вы ведь еще с ранних лет пристрастились к ней?

— С шести лет канючил, чтобы старший брат брал меня на рыбалку. В Спасском еще. Первый мой улов, не поверишь, сом на двенадцать килограммов! Брат помог вытащить. Этот успех сделал меня рыбаком на всю жизнь.

— Так вы и здесь были рыбак не промах.

— Случалось и здесь на Кубани ловить сазанов килограммов по пять и сомов, щук, судаков знатных. Но родина не забывается. Там и воздух слаще, и уха запашистей. Там я окончил школу, поступил в Хабаровское артиллерийское училище. Потом служба на Дальнем Востоке. Затем в Грозном в полковой школе.

Интересно, что я тоже проходил службу в той самой полковой школе после института. Но познакомились мы уже на переподготовке, когда я уже около десяти лет работал на телевидении. Так только называлось переподготовкой, а на самом деле забирали в советские годы водителей и офицеров запаса, кадровых офицеров на уборку урожая.

Геннадий Федорович, тогда уже капитан, командовал автомобильной ротой, а я был замполитом. В нашей автомобильной роте было 105 автомобилей и столько же водителей-запасников. Водители  — народ непростой. Но Геннадий Федорович был настоящий командир, умел управляться с разношерстной публикой. Он показал себя настоящим строгим, ответственным и справедливым командиром. Воспитателем.

В пять утра подъем. В час ночи отбой. Не высыпались. Но ни одной аварии за всё время. Геннадий Федорович за успешную уборочную компанию был награжден орденом Почета.

Навстречу осенним птицам

Ну что, помню, он спросил меня:

— Будем разговаривать или собирать урожай?

Он взял ведро и стал собирать яблоки. Послышались далекие крики отлетающих журавлей, словно в небе переливали в стеклянной посуде воду.

— Ох, я чуть не забыл,— сказал Геннадий Федорович, вглядываясь в небо, где всё отчетливее вырисовывался журавлиный треугольник.  — Скоро ведь открытие охоты на водоплавающую птицу, а я еще не готов. Поеду на открытие охоты обязательно. Я ведь заслуженный охотник РФ с сорокалетним стажем. Надо ружье, патроны готовить. Я такой случай не пропущу. Ах, черт, и что в этом крике журавлей такое, что всякий раз разрывает душу?

И он, отставив ведро, долго еще всматривался в синьку неба, где растворилась журавлиная стая. А голоса птиц были всё еще слышны.

— Осень  — это рай,— говорит мой приятель. А у зимы своя прелесть и красота. Так едешь со мной на дачу или нет?

— Конечно, еду. Уже, небось, синицы поют, славят весну света, как говаривал о феврале Пришвин. Вот только соберусь и теплей оденусь.

Виктор БОГДАНОВ